— Помилуйте, я не употребляю морфий!
— Да уж, оно и видно. Совсем рассудок, батенька, помрачился.
— Вы полагаете? — пролепетал Иноземцев с несчастнейшим видом. — Полагаете, у меня галлюцинации?
— Очень хочется в это верить. Откуда кровь на лице? Точнее сказать, откуда ее столько? На вас же ни единой раны, пара ссадин разве что.
— Ничего не знаю. Надо полагать, все это мне приснилось. — Иноземцев вскочил и сделал круг по кабинету. — Боже, какой стыд! Лучше бы я повесился тогда в оружейной зале!..
— В оружейной зале? Та-ак. Если принять во внимание, что другие доктора, которых нанимала барыня Тимофеева, тоже были подвержены галлюцинациям и как следствие стремились покончить с собой, стало быть, здесь имеется некоторая закономерность. Мне не надо было отпускать вас одного.
— Бросьте, господин исправник, — печально прошептал Иноземцев, — все ведь ясно. Я сошел с ума. Мне нужно в смирительный дом.
— Не делайте поспешных выводов. И знаете что? Советую вам остаться в городе. Я сейчас отправлюсь на кладбище, а потом загляну в поместье. Если то, что вы рассказываете, правда, хоть какие-нибудь следы ваших приключений непременно сыщутся, поверьте мне. Ежели на вас напали вампиры… — Здесь Делин призадумался, лицо из озабоченного стало хмурым. — Черт возьми, абсурд какой-то! С бесами всякими прежде дела не имел. Но чутье подсказывает, что дурят нас, голубчик Иван Несторович. Дурят как пить дать. Пользуются, что вы натура утонченная, наукой озабоченная да к тому же морфинист.
«Не морфинист я!» — в сотый раз хотел возразить доктор, но опустил голову. Хуже, хуже морфиниста, ей-богу. Совсем рассудком не владеет. Какая помощь от него может быть следствию? Никудышный человек, ни на что не годный.
— Никуда не ходите. Я скоро.
Делин на ходу натянул темно-зеленый вицмундир и вышел. Шаги его заглохли в коридоре и на лестнице, потом прогремели по булыжной мостовой. Еще через пару минут раздалось лошадиное ржание и звонкое «н-но». Уехал.
Иноземцев еще с минуту безучастно смотрел в одну точку, потом поднялся и тоже пошел к выходу. Урядник внизу попытался его остановить, но доктор отмахнулся. Он волен идти, куда заблагорассудится.
По пути вспомнил, что приехал сюда на коляске. Куда, интересно, она подевалась? Ноги сами несли его, перед глазами вставали обрывки кладбищенских приключений: то представала лиловоцветная Мими, то Ульяна, то призрак Энцо. Вдруг он осознал, что дошел уже до окраины и бредет по проселочной дороге. Так, верно, и Энцо плелся к своей возлюбленной.
А дальше, как в сказке, появляется его потерянная коляска. На облучке — Тихон, на скамеечке — Ульяна. Легкая, воздушная, она соскакивает на землю, приподнимает белые оборки и бежит. Волосы развеваются, на глазах счастливые слезы. Она бросается ему на грудь, обдает запахом жасмина. Как сквозь стену он слышит ее голос. Она просит прощения, мол, требовала от него невозможного, умоляет ехать назад, в Петербург, пока проклятые призраки его не убили. Только куда же он поедет — без нее?
— Я исцелю вашего дядю. Я знаю как, — шепчет он.
— Они убьют вас. Бегите, пока не поздно! Сейчас!
— Пусть убьют! Но я все равно попробую. И не уеду, пока не добьюсь правды.
Иноземцев взял Ульяну за руку, помог взобраться в коляску, сел сам. Покатили обратно.
Пока ехали, он пытался в деталях припомнить методу Джеймса Брайда, Шарко и Бехтерева. За время пути не проронил ни слова, так ушел в себя. Труд, в котором англичанин подробно описывает глубины и возможности гипнотического транса и предлагает разные техники погружения, словно был заново прочитан страница за страницей. Магнетизирование пассами, магнетизирование через голову, концентрация внимания на металлическом шаре — все это не годилось, поскольку больного нельзя было усадить с опорой на спину. Оставалась магнетизация голосом, она же словесное воздействие, некогда продемонстрированное известным на весь мир шарлатаном аббатом Фариа.
Иноземцев уже пришел в себя и был настроен решительно. Сил придавала злость на себя самого, а тут еще Ульяна не сводила с него умоляющих глаз. Да ради такого взгляда хоть в ад! Пускай дядька поднимется, Иноземцев тотчас попросит ее руки и увезет к родителям в Выборг. Не место барышне среди упырей, довольно испытывать судьбу.
Покинули коляску, промчались по крыльцу, по залам, по коридорам и лестницам. Ульяна все шла за ним, вцепившись в рукав, и ни за что не хотела отпускать.
— Вам бы умыться, Иван Несторович, — запыхавшись, выдохнула она.
Иноземцев закивал. Невольно залюбовался нежным разрумянившимся лицом девушки. У двери остановилась, пробормотала извинения, сказала, что сейчас принесет воды, и исчезла. Иноземцев проводил ее влюбленным взглядом, вошел в комнату и от радости чуть на колени не повалился: чемоданчик с инструментами, принесенный, верно, заботливой рукой Саввича, лежал на столе.
Дрожа и задыхаясь, он нашел чистый шприц, открыл коробочку с серо-розовыми кристаллами, достал ампулу с раствором из аптеки господина Пеля. Опустился прямо на пол, закатал рукава и принялся готовить смесь. Все его существо сейчас было заключено в крупицах луноверина, каждый стук сердца, каждый вздох.
— Иван Несторович, что это вы делаете? — Ульянушка подошла неслышно, склонилась за спиной.
— Я измотан, — виновато улыбнулся доктор. — Мне требуются силы.
— Так, может быть, отложим лечение? Вы выспитесь, отдохнете, наберетесь сил. — Она поставила на стол чан с водой и вынула из кармана кусочек мыла.