Дело о бюловском звере - Страница 35

К оглавлению

Он собрался с духом и из последних сил рванул вверх. Яма была глубокой, и все-таки ухватиться за край получилось.

— Помогите! — вопил Иноземцев.

Тень отложила лопату, присела и молча принялась толкать его обратно. Сопротивляться не было сил, и он рухнул на спину.

Слезы катились из глаз.

— Кто? — кричал он. — Что вы делаете? Кто вы?

К ногам упало что-то тяжелое. Иноземцев узнал свой револьвер.

Боже, да что происходит?

— Теперь он отлажен, — раздался рядом шепот. — Застрелись, если не хочешь быть погребенным заживо.

С воплем он выскочил из могилы, вытянул руку с револьвером, зажмурился и выстрелил. Ему показалось, что он палит из пушки, но это только потому, что выстрел совпал с новым раскатом грома. Локоть дернулся, дыхание перехватило. Тени испарились, как под землю ушли.

Иноземцев даже смотреть не стал, куда они подевались. Бросил револьвер, выкарабкался из ямы и помчался прочь.

Поплутал, натерпелся страху, набил пару шишек и наконец оказался у дороги.

Новая вспышка молнии озарила его коляску. Кое-как доковылял, взобрался на козлы. Только схватился за вожжи, как хлынул дождь.

— Не убежишь от смерти собственной, — раздалось за спиной.

Иноземцев дернулся. Хотел спрыгнуть, уже ступил на землю. Но тот, другой, тянул сзади — сильной рукой ухватил его за полу сюртука и заставил сесть.

— Кто ты? Кто? — выдохнул доктор.

— Энцо.

Прогремел гром, вспыхнула молния. Иноземцев увидел сидящего на задней скамейке молодого человека. Смоляные волосы до плеч, лицо белое, как мелом нарисованное, на щеках синие прожилки. Глаза неестественно черные, как будто их и вовсе нет — пустые глазницы, как у Мими. Одет в какое-то перепачканное тряпье, на шее веревка.

Призрак Энцо протянул руку, коснулся его виска и ткнул ею под нос. Рука, такая же белая, как лицо, с такими же синими прожилками и длинными острыми ногтями, была в крови. Иноземцев вздрогнул и провел пальцами по лицу. Только теперь он почувствовал, как что-то течет по волосам, щеке, шее.

— Стрелялся ты, — прошипел Энцо. — Похоронили мы тебя. Буду ждать, душа заблудшая. Приходи, когда поймешь, что для мира людей ты больше не существуешь.

Сказал, вздохнул, сполз с коляски и поплыл в сторону погоста, покачиваясь, как в танце.

Иноземцев потер висок. Боли он не чувствовал. Ныл затылок, по-прежнему было трудно глотать, еще он, кажется, подвернул ногу. Но там, где должна была пройти пуля, раны не было.

Трясущимися руками он нашарил вожжи и погнал фырчащих лошадок вперед — скорее, скорее в город.

Глава VII. Сеанс гипноза

Как оказался на пороге у Делина, он вряд ли смог бы объяснить. Пришел в себя от того, что кто-то хлестал по щекам. Зубы стучали, тело колотило. В окне серело раннее утро. Пахло дождем, шумел ветер. Где-то одиноко выл пес, предвещая недоброе.

— Да что ж такое! — возмущался исправник. — Как угораздило-то? В такую рань! Разбудили, говорят, вы весь в грязи, мокрый. Я сразу сюда. Откуда вас леший принес? Вы генерала-то осмотрели, милостивый государь? Хоть слово скажите!

Почувствовав на губах что-то обжигающее, Иноземцев закашлялся и пришел в себя.

— Да сядьте уже, — продолжал Делин и тоже хлебнул из фляги коньяка. — Иль вас заговорил кто? Так и будете стоять? Ива-ан Не-есторови-ич! Господин Иноземцев!

— Я мертв, застрелился. Я самоубийца. Сошел с ума и покончил с жизнью.

— А ну-ка сядьте, кому велено, — рявкнул Делин и несильно толкнул в грудь. Иноземцев рухнул на стул.

— Мертв, самоубийца…

Все вокруг было как в тумане. Он не мог вспомнить даже собственного имени. Тело стало чужим, не его, голос исправника звучал откуда-то издалека. Он чувствовал себя сгустком свободно парящей энергии. Перед глазами мелькали люди, среди них — темная фигура Энцо, протягивающего руки. Ульяна плакала, спрятав лицо в ладонях. Она его больше не увидит — теперь он мертв и должен отправиться с Энцо.

Пара крепких пощечин вернула Иноземцева в кабинет уездного исправника.

— Говори, что произошло, дурень! — прорычал взбешенный Делин прямо на ухо.

Иноземцев вздрогнул и потер щеки. Лицо горело как от ожога.

— Простите, простите, — залепетал он. — Но я в самом деле не понимаю, что происходит. Я осмотрел генерала, как вы велели. Что болен, не верю. Мускулы крепкие, хотя рефлексы умело скрывает…

— Хорошо, а это у вас что такое? — Исправник приподнял Иноземцеву подбородок.

— Не знаю, не помню… Я с жизнью покончить хотел.

— Как так?

— Не могу знать.

— Черт возьми, вспомните! Это важно.

— Я другое помню. Приехал часам к четырем пополудни в больницу, а там пациентка преставилась. Вскрытие сделал, оказалось, что разрыв сердца. Грудной жабой страдала. Но ведь я осматривал всех, и не было ни у кого больного сердца. И покойницу не помню — ни лица ее, ни имени. Подменили. Точно вам говорю, подменили, а тело истинной Копытиной генералу на съедение отправили. Он ведь людоед, понимаете? Антропофаг! И супруга его не виновата, она несчастная женщина… Ни в чем не виновата. Да, просила меня найти способ, как извести вампира. Я ей не поверил! А на кладбище на меня целая армия упырей напала. Хотели заживо закопать, да только я убежал. Они мне револьвер отдали мой, нет, Лаврентия Михайловича, и требовали, чтобы я застрелился. Я стрелял в них, только потом обнаружилось, что череп себе прострелил. Живой я теперь или мертвый — не пойму. Как к вам добрался? Ничего не помню…

Делин с минуту смотрел на него, ничего не говоря.

— Да-а, — наконец выдавил он. — А ведь просил я вас не употреблять морфия.