Дело о бюловском звере - Страница 34

Дорогу, видно, лошадки знали назубок. Иноземцев не зря доверился их бодрому ходу, домчали быстро. Он даже не успел толком разглядеть, как сгущаются над лесом тучи. Было часа четыре пополудни.

Подкатив к забору, он натянул вожжи.

У крыльца была какая-то суматоха. При приближении Иноземцев заметил деревянный гроб, прислоненный к стене.

Сердце застучало в предчувствии тайны, под покров сейчас удастся заглянуть. Гроб, значит, покойник, а покойник — значит, смерть. Наконец он сможет определить, отчего здесь умирают вполне себе здоровые «больные».

Домчал до крыльца, взбежал по ступеням, поймал за руку первую попавшуюся сиделку:

— Кто?

— Марья Анисьевна Копытина, — пробормотала та.

— Когда?

— Вчера вечером. Вот дьякона ждем из соседнего прихода. Хоронить будем.

— А тело кто анатомировать будет? — гневно вскричал Иноземцев.

— Так ведь Натали Жановна осмотрела и сказала не вскрывать, и без того все ясно.

— Что ясно? Ну-ка быстро тело на стол. И Акулину Ивановну пригласите. Ясно или не ясно — я буду решать.

Никакой, однако, Марьи Анисьевны Копытиной Иноземцев не помнил и лицо покойницы видел впервые. Больных было всего-то четыре десятка, запомнить каждого труда не составляло. Но может ли он себе доверять? Наверняка память после неудавшегося самоубийства отшибло.

Раздосадованный, он присел на стул у тела покойницы. Бесполезная потеря времени. Его могли надуть, подменить труп, но ведь разве докажешь такое.

Пришлось сжать зубы, натянуть перчатки и приступить к осмотру и анатомированию в надежде обнаружить хоть какую-нибудь, хоть самую малую зацепку.

После двадцати минут работы он торжествующе воскликнул:

— Ага, нет никаких укушенных. Это разрыв сердца. У Копытиной была грудная жаба! Вот, поглядите, Акулина Ивановна, какие обширные очажки омертвления. — Иноземцев ткнул скальпелем в кроваво-красный рисунок внутренних органов. — Здесь и бляшка имеется. Ого, какой кровяной сгусток! А вот и следствие спазмов налицо, поглядите, поглядите!

Акулина Ивановна удивленно приподняла брови.

— Чего ж удивительного. Сердце не выдержало.

— Конечно, могло не выдержать. Но давеча я всех осмотрел, и не было среди женщин-пациенток никого с сердечными отклонениями. Уж слабое сердце я бы заметил. Тем паче грудную жабу.

Фельдшерица промолчала. Иноземцев даже спорить с ней не стал — заметил, как недовольно она поджала губы. Решено было похоронить пациентку, чтобы злоумышленники не смогли избавиться от тела. И в город! Есть что рассказать Делину.

Солнце село быстро, тучи заволокли небо. К счастью, предать земле несчастную Марью Анисьевну успели до того, как стемнело. Дьякон наскоро прочел заупокойную и, дрожа всем телом и отчаянно крестясь, поспешил к своей лошаденке, которую оставил на самой дороге, прямо возле коляски Иноземцева.

Но сам Иноземцев имел твердое намерение дождаться, пока уйдут все. Очень уж не хотелось, чтобы прямое доказательство уплыло из-под носа.

Перестукивая зубами, он ждал. Ждал, пока стихнет стук копыт дьяконовой лошадки, перестанет громыхать телега, на которой сторож привез гроб, умолкнут шаги двух фельдшериц, которые вызвались присутствовать на похоронах: родственники укушенных к больничному кладбищу на версту не приближались. С виду самый обыкновенный погост при церквушке. Но слишком часто гулял здесь ангел смерти, вот она и опустела вместе со школой.

Жуткое место.

Иноземцев мужественно кутался в сюртучок, старательно вычищенный Саввичем.

— Раз, два, три, — начал считать он, чтобы хоть как-то унять страх. — Двадцать пять, двадцать шесть… сто десять, сто одиннадцать… тысяча пятьдесят один, тысяча пятьдесят два… Все, не могу. Совсем темно стало. Едем!

Понесся к дороге. Сделал несколько шагов и со всего маху столкнулся с чем-то, а может, и с кем-то — мягким и живым.

Темно было хоть глаз вырви. Иноземцев поднялся и хотел шагнуть вперед, наивно полагая, что задел пушистую ель. Но нет, перед ним выросла темная тень. Тень подняла руку и сделала фантастическое движение вроде тех, что исполняют фокусники. Вдруг загорелось лицо. От него исходило светло-голубое сияние. Глаза и рот, напротив, оставались черными.

От неожиданности Иноземцев повалился на землю. Даже кричать не мог. Да неужели и это обман зрения? Как такое возможно?

Лицо приблизилось. Иноземцев почувствовал, что его тянут за рукав.

Наконец он обрел дар речи, заорал во все горло, вскочил и рванул, не разбирая, что перед ним. Бежал, спотыкался о холмики могил, слышал, как трещат рукава, стоило ему зацепить крест, пытался схватиться за кусты, пока не рухнул. Стал подниматься, но светящееся лицо догоняло. Нет, уже не одно, а два! До двоения в глазах дошло… И не два их, а три! Обступили, кружат, хватают за руки, за ноги. Иноземцев извивался, пытался отползти, подняться. Но они точно с мячиком играли: только он поднимется — один призрак его на другого толкнет, только поймает равновесие — новый удар в грудь или в спину. В конце концов — у-ух! — земля разверзлась. Иноземцев успел потерять сознание от удара и тут же пришел в себя.

Тьма тем временем рассеялась. Пляшущие отсветы, точно от гигантских костров, озаряли небо. Светящиеся тени приняли человеческий облик. Нет, это не гигантские костры, это молнии. Темные длинные фигуры смотрели на Иноземцева откуда-то сверху и казались великанами.

Он не мог понять, где он.

Пока вдруг на лицо не посыпалась земля. Пальцы нащупали поверхность земляной стены, глаза задержались на прямоугольной раме, в которую было видно небо. Три темные фигуры работали лопатами. Монотонно, как механические куклы.