Дело о бюловском звере - Страница 77

— Это оттого, что из-под озера источник бьет. Оно в зимнюю стужу не промерзает, а летом холодное, красивое и чистое. Даже цветет редко, только к августу.

Во все глаза Иван Несторович смотрел за борт, в надежде разглядеть хоть краешек заветного сейфа, хоть что-нибудь его напоминающее. Но все тщетно — доплыли до камышовых зарослей, так ничего и не высмотрев и не выловив. Сеть тоже, кроме водорослей, ничего не зачерпнула. Развернулись, поплыли обратно, но траекторию выбрали, отступив от прежней на аршин-два. Сеть вновь по дну пустили, Фома сосредоточенно простукивал шестом. Он пыхтел, прилагая невероятные усилия, даже епанчу свою скинул, несмотря на морозец.

Иноземцев же уселся на скамеечку, съежился, спрятав руки в карманы. От бездействия начал зябнуть, в мысли закралось уныние. Прошло уже три месяца со смерти Ульянушки, а сейф тяжелый — не найдут под толстым слоем ила. Напрасно он все это затеял. Завтра кто-нибудь доложит проклятому Делину, что сумасшедший доктор озеро зондирует, тот явится и попросит вон из уезда.

Когда до ключа добрались, Фомка остановился.

— Все, барин, не могу больше. Передохнуть бы.

И шест свой в дно вогнал поглубже, чтобы ненароком не опрокинуть его в воду — где еще такой достанешь, этот с трудом раздобыть сумел. Сел напротив Иноземцева, вздыхая и охая. Доктор повел взглядом по верхушкам темного леса. И отчего вдруг Ульяне вздумалось через такую чащу бежать? Страшно ведь, поди.

— Где Ульяну Владимировну нашли?

— Вон там — видите бурьян камышовый, непролазный. Детишки думали, что русалка, на лодке доплыли, глядь, а это — мертвая барышня.

Иван Несторович вздохнул. Сердце сжалось.

— А за лесом что? — спросил он, стиснув зубы, чтоб ненароком слезу не обронить.

— Басурманские территории, — отвечал Фомка, отдыхиваясь и утирая мокрое лицо. — На лихих жеребцах тамошние обитатели скачут, кривыми саблями машут, Соловья-разбойника потомки. Лес этот — граница государства нашего батюшки-императора.

— Басурманские? — удивленно воззрился Иноземцев. — И что понадобилось Ульяне на басурманских территориях? С кладом…

— Сам не знаю, вашество, что у них на уме было. Барышня наша большой затейницей была. А клад этот… Долго мы будем его искать, — сказал он, — неделю, не меньше. Глядите, саженей сорок туда, столько же обратно. И так пока все не прочешем… Ну ладно, — заметив недовольство на лице Иноземцева, слуга поднялся, засучил рукава и взялся за свое орудие.

Дернул — тот ни в какую, дернул еще — шест точно врос.

И чтобы выдернуть его, провозился четверть часа — так глубоко вогнал. Расшатывал его вправо-влево, вперед-назад — лодка ходуном ходила. Уже и Иноземцев присоединился. Наконец жердина поддалась. За ней со дна поднялся большой пузырь и, лопнув, оставил после себя воронку размером с ладонь.

Фомка вздохнул с облегчением, ухватился как следует и оттолкнулся, лодка живо заскользила, следом хвостом потянулась пенистая борозда.

Сделали круг, вернулись к пристани, отдохнули и — во второй заход. Отплыли немного, а лодку повело вдруг в сторону. Фома, уже порядком подуставший, поднял голову и ахнул:

— Вот те на! Откуда такое?

— Что? — встрепенулся Иноземцев. На том месте, где они давеча встали отдохнуть, шест вогнав — у ключа, — образовался трехаршинный водоворот, и вода в озере стала вращаться по кругу.

С минуту-две оба стояли, точно пригвожденные, недоуменно взирая на сие природное явление. Лодку при этом все больше относило в сторону.

— Интересно, — пробормотал Иноземцев. — Ключ будто вовнутрь бить стал.

— Это озеро сейчас нас засосет под землю! — опомнился слуга, бросил шест, вытянул сеть из воды, следом схватился за весло. Иноземцев взял другое. И оба молча, с бледными, перекошенными от ужаса лицами принялись грести к пристани, хорошо хоть отплыли-то совсем ненамного. Но воронка так стремительно росла в размерах, а течение усиливалось, что, несмотря на все стремления попасть точно к пристани, лодку отшвырнуло на значительное от нее расстояние. Причалить пришлось к голой земле, забросить сеть с крюками на отвесный склон и влезать по ней, как по веревочной лестнице.

Сеть веса обоих не выдерживала — сползала вместе с пластами почвы. Сползали и Иноземцев с Фомкой, карабкались, как дрессированные коты, перепачкались в глине и мокром снеге, по пояс искупались в воде, пока не взобрались на берег. А шум за спиной стоял такой, будто у водопада, — как Фомка и сказал, озеро буквально проваливалось под землю, стекая куда-то в подземные ходы и пещеры.

— Раз-гне-вали мы чу-ди-ще, раз-гневали, — неистово крестился слуга. — Ой, чуть не погиб-бли.

С немым ужасом Иноземцев взирал, как волна подхватила лодку, перевернула и понесла боком вдоль берега, все ближе и ближе притягивая к вспененному кружку в центре. Уровень воды стремительно падал, уже стало заметно темно-коричневое илистое дно с зелеными завитками водорослей, несколько рыбешек, извиваясь, били хвостами, кое-где торчали не то обломки старой лодки, не то коряги какие.

Тут и Саввич выскочил на крыльцо — видно, заметил в окно, как Фомка с Иваном Несторовичем, безобразно перепачканные, ползут по берегу.

— Царица небесная, — развел руками, — что же это с озером нашим делается-то, а?

В ответ озеро оглушительно ухнуло. Задрожала земля, заставив переполошиться весь лес: стайка гагар с тревожным криком взмыла в воздух, завыли волки, заухали совы. Там, где раньше бил ключ, а следом образовалась воронка, поднялся столб воды аршина на четыре. Поднялся ввысь, точно морское чудище какое — вот-вот покажет свою кровожадную зубастую морду. Но чудище не показалось, а столб плюхнулся вниз, раздав во все стороны холодные брызги. Следом за водяным столбом ушла под землю и оставшаяся вода из озера. Произошло это за считаные минуты, никто и слова молвить не успел, как тотчас все завершилось, стихло. Вместо озера зиял громадный пустой овраг с гладким, ровненьким, как кофейная чашечка, дном. А в середине чернела дыра, поглотившая воду.