— Для устрашения, — механически подтвердил Иноземцев.
— Могу я вас попросить осмотреть тело погибшей? Хотелось бы услышать вашу оценку. Последнее время судебный врач Иннокентий Петрович не слишком смышлен. Да и везти его сюда не хотелось.
Прежде молча слушавшая Акулина Ивановна подалась вперед:
— Поглядите, доктор, нет ли укусов.
Исправник так на нее глянул, что бедная тотчас подалась назад, опустила голову.
— Почему ваши больные шумят среди ночи? — укоризненно поинтересовался он.
Иноземцев поглядел на чиновника и вдруг осердился на самого себя. Надо же, все это время носился, суетился и ни разу не выказал подобную сосредоточенность.
— Так ведь без лекарства они не уснут, — виновато ответила фельдшерица.
— Да, — тотчас нашелся Иван Несторович, — я разбил весь здешний лауданум, потому как рискнул предположить, что больных опаивают снотворным зря.
— Вот как? — заинтересовался уездный исправник. — Отчего вы рискнули так предположить?
— Оттого, что все как один здоровы, более того, о приписываемой им болезни не помнят. Но в больнице больным нравится. Я не могу судить, о какой болезни, пока не увижу ее истинного проявления.
— Вот точно так же рассуждал и Фогель — здешний уездный врач, которого нашли задранным волком. Он приступил к обязанностям доктора в богадельне, соблазнившись деревенским уединением. Не в себе был доктор, со странностями.
С этими словами исправник оценивающе оглядел Иноземцева. Вид доктора, очевидно, не внушил ему доверия.
— Вот как? — оживился Иноземцев.
— Может, вы осмотрите тело не затягивая? — Исправник достал из кармана носовой платок. — Здесь нечем дышать.
Иноземцев закатал рукава, уложил бедную Екатерину Ильиничну на спину и принялся снимать с нее одежду. Под сестринским халатом он с удивлением обнаружил дорожное платье.
— Смерть мгновенная, наступила часа три-четыре назад. — Он поморщился и вытер руки о полотенце, которое подала фельдшерица. — Причина смерти — сквозное пулевое ранение в голову. Лобная доля… Пуля прошла через мозжечок, верно, задела мозолистое тело, свод мозга и вышла через затылок. Стреляли в упор — ожог на коже, порох. Еще, рискну предположить, убийца был выше ростом.
— Хм, верно, — буркнул исправник.
— Укусов на теле нет, извольте видеть, Акулина Ивановна, как нет и других следов насилия. Крови потеряно довольно, — продолжал Иноземцев, — но здесь ее нигде нет, не считая пары пятен на вуали. Очевидно, ее убили не в этом подвале.
— Очевидно, — сквозь зубы процедил Делин. Не было понятно, то ли он недоволен, то ли это его всегдашнее угрюмство.
— И пуля… — с осторожностью добавил Иноземцев.
— Не найдена, — отрезал исправник. — Все, довольно. Все наверх. Вы, Акулина Ивановна, усмирите наконец ваших подопечных. А мы с вами, — он ткнул Иноземцева в надетый по-прежнему наизнанку жилет, — едемте в город.
По дороге Иноземцев пытался изложить, что с ним происходило в проклятой Бюловке с момента приезда, но обстоятельный Делин потребовал прежде рассказа о петербургском прошлом. Добрый час, пока оба не переступили порог городской управы, пришлось отвечать на вопросы о учебе и работе в больнице. Может, побаивался ушей урядников, потому и тянул? Видно было, что исправник не доверяет никому. Да и не удивительно, к столь странной истории мог быть причастен каждый.
— А теперь, Иван Несторович, рассказывайте, как оказались в Бюловке. — Делин уселся в потертое кресло за казенным столом, а Иноземцеву кивнул на стул.
Уездное полицейское управление находилось на окраине Т-ска в здании бывшего земского суда, упраздненного лет пятнадцать назад по причине полицейской реформы. Напротив располагалась пожарная охрана — обветшалый особняк екатерининских времен, освещенный тусклым светом единственного фонаря.
Стояла глубокая ночь. Керосиновая лампа выхватывала из тьмы лица — усталое Иноземцева и сосредоточенное Делина.
— Понимаю, вам случилось провести не лучшие дни и вы порядком вымотаны — вижу это по вашим тяжелым векам и покрасневшим глазам. Но дело, Иван Несторович, не терпит отлагательств. Убийство! Не приведи господь, за ним последует другое, третье. Этим пахло! Я не хочу, чтобы на моем участке ходили слухи о людоедах, а богатая иностранка наживалась или тешила свою нездоровую фантазию.
Иноземцев выпрямился, сложил, точно гимназист, руки на коленях и приступил к рассказу. Начал с того, как впервые увидел Натали Жановну в докторской Обуховке, рядом с Ларионовым, как отправился по его рекомендации в Т-скую губернию служить в уездной больнице, которая на самом деле оказалась приватной богадельней. Не забыл о сплетнях и перешептываниях, что слышал в пути. Немного призадумавшись, решил все же не утаивать встречу с Мими. Пересказал легенду — все, что услышал от Ульяны. Когда заметил, с каким вниманием слушает исправник, стал усердствовать в деталях, но вовремя остановился. Не хотелось признаваться, что он немного не в себе, что надышался, проводя опыты. О разговоре с барыней Тимофеевой о сатрапии генерала умолчал. Прежде чем он самолично не убедится, что Натали Жановна виновна, выдавать ее он не имеет права. Напротив, Иван Несторович особо подчеркнул, что нашел в ней особу самоотверженную и великодушную, и слово в слово передал историю приказчика о строительстве богадельни и мольбах помещицы принять помощь.
— Итак, что мы имеем. — Делин бросил взгляд на Иноземцева, который в очередной раз подавил зевок, утер глаза и, надев очки, приготовился внимать. — Имеем парализованного генерала, которого вы, кстати сказать, не осмотрели толком, потому и судить о его параличе мы не можем. Далее его супруга, по вашим словам, сама добродетель. Мадам с головой погрузилась в дела этой самой больницы для укушенных. Наконец, сами укушенные, которые вовсе не укушенные, а здоровые бывшие крепостные. Зачем-то их держат взаперти и опаивают снотворным. Да, еще щеголь управляющий, старый камердинер и воспитанница. И многочисленная прислуга.