Дело о бюловском звере - Страница 27

Только поднялся по ступеням и вошел в залу, как тотчас к нему подлетел человек в вицмундире с желтыми пуговицами и петличками коллежского секретаря. Лет около сорока — сорока пяти, светлые усы, нахмуренный лоб.

— Иноземцев Иван Несторович? Распоряжением губернатора вы арестованы за убийство.

И проворно щелкнул наручниками на запястьях.

— За какое убийство? — пролепетал Иноземцев. — Я никого не убивал.

— Это ваше? — Исправник подцепил двумя пальцами револьвер, в котором Иноземцев с ужасом узнал подарок Ларионова. — Найдено рядом с убитой.

— Как же… — начал он и запнулся. Он прекрасно помнил, как оставил оружие у входа в подвал и потом и не подумал его хватиться.

— Вы были сегодня в тимофеевской богадельне?

— Только что оттуда.

— И мы прямиком оттуда, странно, что разминулись. Явились сиделки в управление, плакались, что вы вели под дулом покойницу Катерину Ильиничну. Это так?

— Так.

— Уже лучше. Похоже, мы найдем общий язык. Вернемся на место преступления, дальнейшие вопросы там.

Иноземцев поплелся за чиновником. Внезапно обоих остановил встревоженный голос Натали Жановны:

— Как, вы просто так забираете наш гость? Неужели ничего нельзя делать? А где же Пантелеймон Палыч? Обычно он прыезжал, когда была нужда.

Доктор с надеждой обернулся. Рыжеволосая француженка в легком бирюзовом платье, с каскадом страусиных перьев, взволнованно обмахивалась веером и кусала губы в кровь. Но блеск ее мерк — у противоположной стены на лестнице стояла Ульяна Владимировна, щеки ее были залиты слезами. А как горели янтарные глаза! Да уж, она плакала куда искреннее, чем француженка изображала беспокойство.

— А вы разве не знаете: Пантелеймон Палыч в отставке с июля этого года. Теперь я вместо него, — отчеканил исправник. И, развернувшись, жестом предложил Иноземцеву пройти вперед.

— Пантелеймон Палыч, Пантелеймон Палыч, — бормотал он, грузно вышагивая по гравию дорожки перед фонтаном. — Всем им только Пантелеймон Палыч надобен. Эти две сиделки ваши тоже непременно его требовали. А с чего бы это, а?

Несчастный Иноземцев пожал плечами. Он надеялся сегодня хоть на малую передышку. Хотел увидеть Ульянушку, сообщить о своем открытии. А вместо этого в который раз должен оказаться в злосчастном месте, всеми называемом богадельней. Ночью! И в какой роли — в роли убийцы.

Вернулись быстро. Вокруг темнота. Доктор безучастно следовал за человеком в темно-зеленом вицмундире. Тот, пока казенный экипаж не остановился, сверлил его изучающим взглядом, но ни слова не сказал, ни единого вопроса не задал. Припечатал взглядом, и от этого сделалось совсем не по себе. А тут еще эта глухая рощица и возвышающееся здание без единого огонька навевали такой ужас, что он даже не успел порядком испугаться из-за ложного обвинения и возможного заключения в кутузку.

Когда оба ступили на крыльцо, навстречу вышла Акулина Ивановна со свечой. Но даже свет теперь не мог рассеять страха. Из окон доносились протяжные жутковатые звуки, похожие одновременно и на многоголосое пение, и на возню, скрежет, и на вой с плачем. Иноземцев не мог унять дрожи. К горлу подкатил ком. Сейчас без лауданума больным, верно, совсем худо. Не дай господь, неведомая хворь взыграет…

Слава богу, идти было недолго — первый этаж, по коридору направо. Через несколько минут троица благополучно спустилась в подвал, где давеча Иноземцев расколотил весь лауданум.

Посреди осколков, распластавшись в нелепой позе, в перепачканной кровью сестринской одежде, лежала та самая девица, что наклеила Иноземцеву пластырь на лоб. Лицо ее он сразу узнал. Разум озарило спасительное воспоминание.

— Так ведь после того, как я ее револьвером напугал, она заходила ко мне, разговаривала. И не обиделась вовсе. Напротив, я бровь рассек, а она пластырь приложила и сюртук мне принесла, — выпалил он.

Чиновник, ни слова не говоря, принялся снимать с него наручники.

— Из вашего револьвера, — улыбнулся он, — не стреляли по меньшей мере год.

— Да? — изумился Иноземцев. — Я и не знал.

На лице исправника нарисовалось что-то похожее на снисхождение.

— Прошу простить за спектакль, но пришлось прибегнуть к уловке для вашего же блага. Успел, сказать по чести, вытащить вас из могилы. Коллежский секретарь Кирилл Маркович Делин, новый исправник Т-ского уезда, к вашим услугам. Я давно уже пытаюсь понять, что за дела происходят вокруг усадьбы Тимофеевых. Аристарх Германович, обвиненный в государственной измене, парализован. Власти касательно престарелого генерала приняли решение оставить того в покое — пусть доживает остаток дней в постели. Но к его супруге вопросов много. Подозреваю, что под видом благотворительности она обделывает какие-то делишки, да-с, и дела эти неубедительно маскирует легендами о людоедах и упырях. Самоубийства приглашенных ею докторов расследовал, увы, подкупленный Натали Жановной Пантелеймон Павлович Гладун, прежде мой начальник. Сам я десять лет служил помощником земского исправника. Вы на чин мой не смотрите. Кто еще возьмет этот гиблый Т-ский уезд?

Делин махнул рукой.

Вот оно, спасение! Иноземцев просиял. Довериться этому человеку, и все закончится: преступники будут наказаны, горемычные крестьяне — отпущены на волю, и он, счастливый, свободный, отправится в Петербург. А как же слезы Натали Жановны? А как же Ульянушка? А миллионы и алмазы?

— Что молчите-то? — буркнул Делин. — Сейчас требуются ваша помощь и горячее участие. Для начала составим протокол. Дадите свои показания, к делу прикрепим ваш револьвер, все равно пользоваться не умеете. Возили с собой для устрашения?