Дело о бюловском звере - Страница 87

Ульяна Владимировна замолчала, вздохнув полусожалеюще-полусмиренно, и потянулась стеклорезом к форточке. До Иноземцева все доходило как во сне, он глядел на нее и ничегошеньки понять не мог. Еще и рассказ ее в голове бурей-ураганом вился, а уже эти манипуляции с оконцем. Что это она делает?

Обозначив вдоль рамы прямоугольник, опустила стеклорез.

— Уехала я в Европу, — зашептала она совсем тихо, — а сердце не на месте. Не могу я вас тут бросить, погубят они лишнего свидетеля. Сидите, все равно что ребенок, глазами хлопаете, а тем временем решается наша судьба. Между прочим, чтобы вас вызволить, студентику пришлось из обуховской аптеки в здешнюю переустроиться. Вот опять же, пригодилось — очки ваши из кладовой вынесла. Я-то знаю, какой вы без них — как котенок… Ну все, свидание наше скоро кончится, а вы как будто в рот воды набрали. Нехорошо, неблагопристойно и даже цинично с вашей стороны даме и двух слов за вечер не сказать.

Она решительно поднялась и одним резким движением скинула пышную юбку, другим — мантильку, третьим — парик. Под платьем оказалась черная мужская визитка, под париком — коротко стриженные волосы. Длинной ручкой стеклореза гулко стукнула в стекло светового фонаря. Не издав почти ни звука, оно приземлилось вместе с гнездом как раз на груду серо-жемчужного тряпья. Потревоженные ласточки взмыли к потолку, потрепыхались, покружили и выскочили в прямоугольную дыру.

Ульяна Владимировна уже была ногами на изножье, потянулась к окну. Зацепившись за раму, легко подтянулась и исчезла в узком проеме.

Через мгновение ее ставшая черноволосой головка свесилась до плеч из рамы, точно девушка была летучей мышью, за что держалась — неведомо.

— Бегите, Иван Несторович, — шепнула она, блеснув черными зрачками глаз. — Я вам потом пару роговичных линз, что профессор Фик из Цюриха изобрел, вышлю. Такая красота, и очков носить не надо будет. А если цвет глаз сменить надобно — самое то.

И исчезла. Толевая крыша поглотила звуки ее шагов.

Почти тотчас же в палату ворвались Делин с Заманским и целый отряд ищеек — темно-зеленые мундиры вперемешку с синими да филеры в штатском. Пред их взорами распростерлась груда серо-жемчужной ткани, поверх — стекло с прилепленным к концу ласточкиным строением. Картину довершал прикованный столбняком к кровати Иноземцев. Доктор перевел непонимающий взор с полицейских, сжимающих револьверы, на разоренное гнездо. Больше всего сейчас он жалел оставшихся без крова птиц.

— Черт возьми, — процедил сквозь зубы Заманский, глянув на дыру в потолке.

— Она ушла через эту форточку! Через оконце на потолке… — Делин грозно шагнул к Иноземцеву. — И вы это видели?

Округлившиеся, едва не вылезшие из орбит глаза исправника метали молнии.

— Видели и не остановили ее?

Вместо того чтобы ответить, Иван Несторович вдруг скользнул на колени к стеклу, бережно взял в руки гнездо — в нем оглушительно пищали птенцы. Под недоуменным взглядом Делина вернулся к кровати и положил круглый земляной шарик на колени. Сидел и, улыбаясь, глядел на маленьких скачущих существ, радуясь, что видит их так близко.

— Что уставились? — надворный советник круто обернулся к полицейским. — На крышу, живо. Далеко она не уйдет, вся больница оцеплена. Трое за мной.

Глянул с презрением на Иноземцева, обнимающегося с птичьим гнездом, досадливо сплюнул и выбежал в коридор. Следом метнулся Делин.

Шаги затихли, а Иван Несторович опомнился: дверь-то открыта, надзирателя нет. Оставил птенцов на подушке, побежал догонять исправника. Миновал коридор с расположенными по правую и левую стороны дверьми одиночных палат для буйных, беспокойных и неопрятных, добрался до полукруглого фойе, под которым располагалась церковь, кинулся к лестнице. От долгого заточения тело отупело, стало непослушным.

Снизу доносились голоса и топот, мелькали тени. Странно, во всей больнице он не встретил ни одного человека в халате, да и больных тоже не было. Не всех же, как его, запирали на замок?

На крыльце стояли полицейские, некоторые носились по первому этажу, забегая в кабинеты больничной конторы, хлопали дверьми помещений для письмоводителя, касс, квартир надзирателей, перевернули все в кабинете у Оттона Антоновича, которого тоже здесь не оказалось. Некоторые из агентов мелькали во дворах, лабиринтом вьющихся по территории лечебницы, — раздавались их напряженные возгласы с парадного въезда, огражденного высокой стеной, с прогулочных садиков, огибающих левый и правый флигель больницы. «Пусто!», «Здесь никого!»

Громче всех орал Кирилл Маркович, бранясь на все лады. Все это происходило в неясном газовом освещении — свет лился с высоких столбов, от ажурных фонарей, ветви деревьев рисовали на земле и стенах фантастические узоры.

Иноземцев не стал выходить через главный вход, полностью забитый людьми в мундирах, он знал о боковых дверях и, побродив по коридорам, спустился в прогулочный садик с бокового крыльца. Пошатался по дорожкам сада, меж клумбами, меж постриженными кустами изгороди, дошел до скамейки и устало плюхнулся. Тяжело было бегать, ей-богу, как старичок стал.

Через минуту кусты зашевелились, показался Делин. Шатаясь, отирая пот со лба тыльной стороной руки, в которой был зажат револьвер, он добрел до Иноземцева и сел рядом.

— Ушла… — проронил он. — Опять ушла, чертовка. Ведьма! Говорил я, нужен хоть кто-то за окном на крыше. Нет! Это же, мол, сумасшедший дом, из него никто никогда не сбегал! А оконце глухое не окно, мол, даже, а световой фонарь, не открывается. Заметит — говорить не станет. Да что толку! Ничегошеньки мы за этими толстенными стенами и не услышали, хоть и воспользовались какой-то новейшей разработкой для прослушки. Чего она вам рассказала-то, а?